Михаил Рабинович: Американское издание "Уолл-стрит джорнал" опубликовало материал, посвященный условиям содержания в плену у ХАМАСа трех израильских заложников, освобожденных восьмого июня. Это Альмог Меир-Ян, Шломи Зив и Андрей Козлов. В статье рассказывается об издевательствах со стороны охранников, о плохом питании, о психологическом насилии. Сейчас со мной в студии Евгения Козлова и Михаил Козлов, родители Андрея. Наши поздравления от всего канала, от всего народа Израиля. Давайте начнем с того, как вы получили эту новость, потому что вы на этот момент Израиль покинули, были в Петербурге.

Евгения Козлова: Да, мы ездили в Москву, чтобы встретиться с Богдановым Михаилом Олеговичем, и у меня была возможность заехать домой, потому что я не видела свою маму и сестру пять месяцев. И это был последний день моего пребывания в России. Я была в Санкт-Петербурге, дома, раздался утром звонок, и мне стали задавать наводящие вопросы. Как твои дела, как настроение, ты одна? И мне сразу показались эти вопросы очень опасными, очень волнительными. Сядь, пожалуйста. У нас для тебя новость.

Михаил Рабинович: Это жестоко вообще вот так…

Евгения Козлова: Нет, ну они хотели сказать хорошую новость. А я их неправильно поняла. И после того, как они мне сказали, что это хорошая новость, я не могла их понять, потому что у меня все перевернулось в голове, и они меня успокаивали: "Это хорошая новость, хорошая". Это просто удар, такой эмоциональный удар. Мой английский, конечно, не так хорош, они говорили по-английски, и я подумала, что я что-то не поняла. Какой Андрей, какой вертолет. Когда мне три раза повторили, что Андрей летит на вертолете на территории Израиля в больницу и через какое-то время я смогу его увидеть и с ним поговорить, я не знаю, я не знаю, что со мной. Это правда было как волна такого жара, эмоций, тепла, она меня подкинула, да.

Михаил Рабинович: Сколько времени прошло после звонка и до приземления в Израиле?

Евгения Козлова: Я не помню, сколько времени, вот нам сказали…

Михаил Козлов: Мы прилетели в Израиль меньше чем через сутки.

Евгения Козлова: Нет, я имела в виду, когда состоялся видеозвонок. Потому что мы увидели Андрея сначала по видео, мы с ним разговаривали сначала по видео, и я со страхом, конечно, этого ждала, потому что мы очень боялись, что за восемь месяцев… Мы не знали, как изменится наш сын, мы боялись, что вернется другой человек. И я, конечно, с замиранием сердца на него смотрела. И я не знаю, когда я его увидела, от него такая пошла волна… И я чувствовала, что этими словами он пытается меня уберечь, как будто оправдаться. "Мама, я спасся два раза, мама, я вам не писал только потому чтобы не расстраивать вас, я знал, что вернусь, я знал, что приду, я всегда верил, что вернусь. Мама, я занимался спортом, я там делал отжимания, когда были возможности". И как бы я вижу, что человек пытается меня даже сейчас, в этом состоянии, уберечь, поддержать. И буквально прошло, не знаю, какие-то 4-5 минут разговора, он стал спокойным, он стал рассказывать, он начал смеяться. Он умудрился шутить вот через несколько часов после того, как он был в Газе, после нескольких часов этой страшнейшей, сложнейшей, как мне кажется, военной операции. Он стал шутить. И я увидела, что он такой, какой он был, и это было такое несказанное для меня счастье, и я поняла, что я самая счастливая мама на свете. И с тех пор мне каждый день хочется смеяться, мне хочется улыбаться, и любого человека, которого я вижу, мне хочется обнять, мне хочется прижать к себе этого человека, поделиться этой радостью, сказать спасибо. Спасибо. Вы все мне помогали, вы все мне так помогали, я получила столько всего и от Израиля, от людей Израиля, и от армии Израиля. Мы сейчас когда идем по улице, люди буквально иногда высовываются из окна машин.

Михаил Козлов: Да, машут руками открывают окна, приветствуют как звезд каких-то. Андрей вышел просто из здания на тротуар, и мимо просто проходил в это время человек, совершенно нам незнакомый, и он подошел к Андрею, пожал ему руку и говорит: "Я люблю тебя". Это было удивительно. Просто я чуть не расплакался. Просто поразительно. Потому что люди, все, вот Израиль – как одна семья. Это правда.

Михаил Рабинович: Это день освобождения доказал, потому что не было равнодушных. Ну не было, я, во всяком случае, таких не видел. Михаил, где вас застало это сообщение?

Михаил Козлов: Ну почти в том же месте. Мне позвонила Евгения, и я тут же выехал к ней, и когда я вошел в квартиру, она держала в руках телефон, а там был Андрей. Да, это было удивительно.

Михаил Рабинович: А вы когда него посмотрели, он сильно изменился? На первый взгляд. Ну понятно, что прическа другая, его побрили налысо. Ну сильно похудел, вообще состояние на первый взгляд какое было?

Михаил Козлов: Мне кажется, что он настолько сильный, настолько оптимистичный, что он вообще никак не изменился. Мы с Евгенией, когда это обсуждали, летели когда, мы думали – ну, он должен измениться, он должен быть другим уже как бы, потому что восемь месяцев в аду, они не дают возможности человеку остаться прежним. Он должен поменяться. Но он тот же самый, и мы этим просто поражены, реально поражены.

Михаил Рабинович: Об израильской реакции вы рассказали. А в России, перед тем как освободили Андрея, вы были в Москве, общались с Богдановым. Что вам было сказано в тот момент?

Евгения Козлова: Ну, нам сказали, что, как бы, мы не хотим вас обнадеживать, но заверяем, что делаем все возможное, что помогаем в силу наших ограниченных, в общем-то, возможностей. И мы, конечно, очень благодарны и посольству России в Израиле. Потому что эти люди всегда нас поддерживали. Несмотря на то, что получалось или не получалось. Мы всегда получали от них человеческое тепло. И вот эта вот поддержка, и мы уже были в посольстве, мы заезжали к послу и разговаривали с его сотрудником, это, конечно, тоже вот взаимные волны тепла. Мы с удовольствием там тоже смеялись, рассказывали про Андрея. Андрей тоже туда заехал. И, конечно, вот это поддержание отношений, и в том числе между двумя странами, особенно в тот момент, когда это сотрудничество может быть таким важным для оставшихся заложников, это очень хорошо, и нам было приятно.

Михаил Рабинович: Дай Бог, чтобы у этого сотрудничества были какие-то результаты. Кроме разговоров.

Михаил Козлов: Мы очень на этом рассчитываем, на самом деле. Мы всегда пытались во всех местах транслировать свою принадлежность к России и всегда рассчитывали на то, что это поможет. Да, но вот с Андреем получилась немножко другая история, как ни странно, в Газе, потому что единственный охранник, который его ненавидел, ненавидел его по причине того, что Андрей приехал в Израиль недавно. Он считал его оккупантом. Ну, никогда не знаешь, как сыграет, и я все-таки рассчитываю, что принадлежность к России даст возможность тем двум заложникам, которые находятся в Газе, они сейчас, мне кажется, имеют возможность выбраться оттуда.

Евгения Козлова: И мне кажется, Россия сможет принять участие в освобождении других заложников, она все свое влияние направит на это.

Михаил Рабинович: То есть вы верите в то, что Россия действительно пытается здесь что-то… Из вашего опыта общения с российскими представителями…

Евгения Козлова: Мы очень на это надеемся.

Михаил Рабинович: А что вам рассказал Андрей? Вот первое, вы увидели его, начали же сразу спрашивать – ну как ты, что ты, что с тобой. О чем он говорил? В первый день.

Евгения Козлова: Ну, в первый день мы отсутствовали, мы приехали на второй день, мы встретились с Андреем с утра, как только прилетели.

Михаил Рабинович: Да, мы видели эту душераздирающую сцену, когда у него просто не было сил, да? От этого напряжения сумасшедшего душевного он просто упал, и чтобы лицо его не видели, как он рыдает там.

Евгения Козлова: Он, конечно, эмоционально разбалансирован. Мне очень нравится, что он эмоционально не закрыт. Он не забит. Он не озлоблен. Он открыт. Ему хочется рассказывать, он рассказывает. И, рассказывая нам о каких-то подробностях, он всегда выдает какую-то "лайт"-версию. Мы это очень хорошо чувствуем, потому что… Ну вот, рассказывать про то, как ты там несколько недель, у тебя руки были связаны за спиной, и как ты должен изворачиваться, чтобы умудриться помочь себе поесть руками. То есть я не знаю, он говорил – мама, я, оказывается, такой гибкий, я проявлял там чудеса гибкости, когда руками, связанными сзади, я умудрялся помочь себе поесть. А когда нам всем стали связывать руки спереди, они были связаны и по рукам, и по ногам, да, то есть передвигаться они могли вот такими только малюсенькими шажочками. Так вот, когда нас связали как бы уже с руками спереди, мы сказали – ну это просто подарок от террористов, террористический подарочек.

Михаил Козлов: Он все пытается подать с какой-то долей юмора, с каким-то небольшим таким развлечением, чтобы для нас это не было шоком.

Михаил Рабинович: Это такого рода психологическая защита?

Михаил Козлов: Может быть, да, потому что, рассказывая какие-то совершенно чудовищные вещи, он так спокойно это делает, и нам удается остаться… Ну, без последствий как бы вот такие слова от него услышать. Ну вот сегодня он еще с друзьями встречался и снова пересказал одну историю, которая меня, в общем-то, должна была бы шокировать на самом деле. Он говорил о том, что в один день охранник подошел к нему и сказал – я буду тебя снимать и застрелю тебя, а потом это будут транслировать, и Андрей каким-то образом умудрился это так передать, что мы в ужасе не отшатнулись от этого. Он по-другому это рассказывает, я сейчас рассказал более трагично, потому что я это всегда переосмысливать пытаюсь.

Михаил Рабинович: После восьми месяцев страданий он вас бережет от травм.

Евгения Козлова: Мы очень хорошо осознали, насколько сильным человеком оказался наш сын, насколько цельным, насколько он оптимист. Потому что он везде видел знаки. "Мама я всегда верил, что я вернусь, мама, я знал, что я вернусь". Как бы в любой истории он видел подтверждение, он видел положительное.

Михаил Рабинович: А вы познакомились с Альмогом Меиром? Пишут, что они подружились очень, тот заговорил по-русски, Андрей лучше узнал иврит. Вы познакомились, пообщались?

Евгения Козлова: Да, мы знакомы. И с ребятами мы познакомились, и с их семьями. У Альмога и у Шломи совершенно милейшие мамы. Конечно, мы сразу же нашли общий язык, с ними очень приятно общаться. Да, они передали своим детям и силу, и оптимизм, и способность верить и надеяться.

Михаил Козлов: Мало того, мы сегодня вот буквально приехали со встречи, которую мы устроили для Андрея с его друзьями. Мы их пригласили, чтобы он смог как-то рассказать. И это было в небольшом помещении, где сидела семья Альмога. И он рассказывал, и неожиданно они стали так прислушиваться, и он говорит – да вы подходите, послушайте. И мы сели в такой большой круг, две семьи, и он рассказывал, и потом пришел Алмог и тоже стал ему подсказывать, дополнять какими-то подробностями его рассказ. Это было потрясающе очень.

Евгения Козлова: Да, они вместе смеялись над теми ужасными вещами, над которыми они смеялись тогда.

Михаил Рабинович: Это все, что остается, на самом деле. Лучше смеяться, чем страдать. Скажите, а в России эта история вызвала какой-то интерес? К вам обращались российские СМИ, быть может, тоже за интервью?

Евгения Козлова: Да, и мы удивились, сейчас мы получаем очень много запросов от СМИ, и в том числе от российских, есть разные предложения. Это и медиа, и телевидение, и интернет, и радио, очень разные медиа, и мы пытаемся как бы со всеми сотрудничать, со всеми разговаривать, потому что, видя счастливые глаза Андрея, я не могу не думать о том, как много заложников там осталось. И теперь я понимаю, насколько тяжело им, насколько им сложно выжить. И Андрей, когда узнал, он же очень немногое знал. Он сказал, его никто не спрашивал, он просто узнал, сколько там человек. Он сказал – их нужно спасти, их нужно спасти немедленно. И эта мысль, она не дает ему покоя, она мучает его, что он освободился. Это было настоящее чудо, потому что мы иначе как чудо это не воспринимаем. Потому что участие такого количества людей, сложнейшая операция, и почти без ошибок. Ну, это ничем другим, кроме как чудом, не назовешь.

Михаил Рабинович: Это чудо – Армия обороны Израиля. Вместе, да. Для того, чтобы чудо случилось, нужно его сначала подготовить очень хорошо. И завершающий вопрос: вы думаете еще продолжать борьбу за освобождение других заложников и участвовать в той деятельности, в которой принимали участие на протяжении последних месяцев? Или с этой темой закрыто? Я думаю все-таки, что Андрей не оставит в покое эту тему и продолжит, и вы за ним.

Евгения Козлова: Мы это делаем сейчас с вами. Мы хотим привлечь внимание всех людей к тому, что, несмотря на тот праздник, который получился из-за освобождения четырех людей, в плену остается сто двадцать человек. Те условия, про которые нам рассказывает Андрей, не оставляют никаких сомнений в том, что этих людей нужно освободить немедленно, как можно быстрее. Проведение военных операций – это то чудо, которое сделали военные Израиля, и мы преклоняемся перед их смелостью. Нам очень сложно думать и осознавать, что во время этой операции погиб герой Израиля. Погиб Арнон Замора, и мы понимаем, что эти люди делают легенду Израиля. Они легенда, они супергерои, это именно те люди, на плечах которых стоит Израиль. Эти люди спасают Израиль от всех бед, и мне очень страшно и тяжело думать о том, что сейчас переживают его родители, его мама, его маленькие дети. Но самое главное сейчас – нам думать о живых, о тех, кто остался в заложниках. И нам нужно соглашение.

Михаил Козлов: Израильская армия сделала свое чудо, теперь это чудо должны сделать политики.

Михаил Рабинович: Если это возможно. Вот мы сейчас, пока с вами говорим, уже говоря о политике, у нас массированный обстрел севера страны. Вы видите на экранах названия населенных пунктов. Судя по всему, залетел беспилотник на территорию Израиля со стороны Ливана, и звучат сигналы воздушной тревоги сейчас в целом ряде городов и поселков на севере страны. Поэтому все, кто слышит "цеву адом", пожалуйста, укройтесь в бомбоубежище. Мы же завершаем интервью. Я хочу поблагодарить – Евгения, большое спасибо вам, что пришли. Михаил, спасибо, и в следующий раз, как говорится в Израиле, "рак бе-смахот". Да, в следующий раз только по радостным случаям.